Разумеется, после таких вечеров, мы возвращались значительно позже, чем это было допустимо «режимом». А ночью на КПП находился дежурный офицер. Поэтому ребята мне показали, где и как можно перебраться через стенку забора, минуя «дежурку». Вот, во время очередного позднего возвращения я и был «застукан» майором…
Но на утро ничего не произошло. Майор зашел в «кубрик», подошел ко мне и весело спросил:
— Ну что, гурзуфский мишка, выспался? Тебе еще рано с этими жеребцами по танцам бегать. Готовься к экзаменам! — И ушел.
Между тем, ребята один за другим защищали свои «дипломные проекты». О своих назначениях они уже знали и готовились к отъезду, закупая на свои «подъемные» в огромном количестве гражданскую одежду. Даня получил распределение в Находку и был очень доволен.
Я рассматривал их выпускные альбомы с фотографиями их заграничных «практик» и страшно завидовал. Но никак не мог понять их радости по поводу расставания с курсантской формой. Особенно ненавистными для них, как я понял, были «мичманки», которые они презрительно называли «касками».
После торжественного вручения дипломов на площади перед Кировским дворцом, на котором я присутствовал вместе с десятками родственников и подруг курсантов, Данил объявил в «кубрике»:
— Ну, сегодня — «отвальная». Ты, конечно, едешь с нами.
— Куда же нам без него? — сказал кто–то из ребят. — Мишка у нас теперь вроде талисмана.
«Отвальную» кампания друзей устраивала на «квартире», где снимал комнату один из них. Квартира находилась на Петроградской стороне, куда все и отправились вечером на нескольких «такси». Я ехал один в машине, на заднем сидении которой лежали «мичманки» ребят. Мое «спецзадание» заключалось в том, чтобы доставить их на «место», что я с гордостью выполнил.
В небольшой комнате «коммуналки» собралась большая кампания ребят и их девушек. Стол ломился от напитков и закуски. Было шумно и весело. Танцевали под «радиолу», которая крутила «заграничные» пластинки. Я чувствовал себя вполне комфортно, потому что на меня никто не обращал внимания.
Водку я не пил с тех пор, как однажды в детстве со школьным приятелем мы попробовали выпить «четвертинку» на двоих. Но я пил вино и был уверен, что «умею пить». Однако когда шампанское быстро закончилось, выяснилось, что вина на столе нет. Тогда передо мной поставили необычную бутылку с заграничной этикеткой, на которой был изображен негр под пальмами.
— Вот тебе настоящий напиток для моряков, — сказал кто–то из ребят, — приобщайся к морской жизни.
На этикетке я прочитал: «Ямайский ром». Ром мне не понравился. У него был странный приторный вкус и резкий запах, которые я запомнил на всю жизнь.
От этого рома я вскоре «набрался», но сохранял «полное сознание». Меня затошнило. Я понимал, что выходить в таком состоянии в коридор «коммуналки» нельзя, чтобы не компрометировать всю кампанию. Я сел на подоконник открытого окна «подышать свежим воздухом» и меня вырвало. После этого мне стало значительно лучше, и я присел в кресло в углу комнаты. Никто ничего не заметил.
Через некоторое время раздался громкий стук в дверь и «хозяина» комнаты вызвали в коридор. Вернулся он с какой–то женщиной и удивленно–возмущенно воскликнул:
— Ну, посмотрите сами! Вы видите здесь хоть одного пьяного? Кто из нас мог облевать ваше окно? Здесь собрались взрослые люди!
Женщина растерянно оглядела присутствующих и смущенно сказала:
— Извините, я ошиблась. Это, наверное, из другой квартиры.
Меня в углу она вообще не заметила. Но, когда дверь за ней закрылась, все дружно уставились на меня.
— Это твоя работа, юнга? — утвердительно спросил «хозяин».
Отпираться мне было бесполезно. Но за этим последовал смех.
— Ладно, не переживай! Это могло произойти с каждым.
— Да, ром — это не крымское вино. Будь осторожен!
Ко мне подошел Даня и подал свою фуражку.
— Вот тебе «каска». Если тебе станет плохо, трави прямо в нее. Она выдержит.
Я оторопел. Как — «мичманка»?! Нет!
Но моей выдержки хватило ненадолго. «Мичманка» была загублена окончательно.
Веселье продолжалось всю ночь.
На следующее утро я узнал, что мои документы, наконец–то, пришли. Посмотрев на мою медицинскую справку, секретарь Приемной комиссии сказал:
— Молодой человек, вы не пройдете у нас медицинскую комиссию. С Вашим хроническим заболеванием вас в море никогда не выпустят. Не стоит терять время.
Я забрал свои документы и в тот же день покинул гостеприимный «экипаж».
Вниз по труде, ведущей вверх…
Все! Сдан последний экзамен. Теперь остается ждать решения Приемной комиссии.
Мы сидим вечером в комнате общежития Механического института, что на Фрунзенской набережной, и готовимся к ужину. Нас четверо. Один из нас, которого мы зовем «дядя Паша» потому что он старше нас, вчерашних школьников, уже отслужил в армии. Он завел в нашей комнате «военную коммуну» со строгой дисциплиной и «сухим законом». Но сегодня можно расслабиться. Скидываемся на пиво. Тянем жребий, кому идти.
Стук в дверь.
— Привет! Как дела? Я не опоздал?
Это — Юрка. Он когда–то жил с нами, но провалил первый экзамен и перекинул свои документы в Институт холодильной промышленности. Он приходил к нам часто и всегда к ужину.
— А я вам гостя привел. На вахте попросили проводить, — сказал Юрка.
— Здравствуйте, гостя примите? — вошел в комнату мой улыбающийся отец.
— Привет, ты как здесь оказался? Как ты меня нашел? — ошарашено спросил я.
— Оказался я здесь обыкновенно — поездом. А найти твое общежитие было нетрудно. Ты забыл, что я — питерец.
Отец поставил на пол свой маленький чемодан и большую картонную коробку.
— Вот, ребята, это вам подарок из Крыма. Разбирайте! — сказал он, после того, как мы обнялись, и я познакомил его с ребятами.
В коробке оказались овощи и фрукты. Ребята были в восторге!
— Нам этого надолго хватит, — сказал рассудительно «дядя Паша».
Отца торжественно усадили за стол. Юрка вызвался сбегать в магазин.
— Бидон не забудь взять, — назидательно подсказал ему «дядя Паша». — И пиво бери только из «нашей» бочки. Ты знаешь, где она стоит.
Мы распределили обязанности. Одни приступили к чистке картошки, другие нарезать овощи для салата.
— Куда вам столько картошки? — удивился отец.
Но когда мы ему показали огромную сковородку, нашу гордость и зависть всего общежития, он успокоился. Но ненадолго. Ему еще раз пришлось изумиться, когда из–под кровати была извлечена «посуда» для салата. Большой эмалированный таз.
— Вы что, каждый день так ужинаете? — спросил отец.
— Нет, — ответил Вовка из Воронежа, — только, когда у нас гости.
— А гости у нас почти каждый вечер, — вставил «дядя Паша».
Когда вернулся Юрка с вином и пивом, салат был готов и картошка была «на подходе». Под «мировой» салат, — здесь у нас «шефом» был Рафик из Ферганы, — мы начали с разливного пива. Под картошку, по которой «специалистом» считался я, хорошо пошел популярный портвейн «777».
Вечер прошел прекрасно. У отца было отличное настроение. Они нашли «общий язык» с «дядей Пашей»: «бойцы вспоминают минувшие дни».
После ужина Юрка вызвал меня в коридор и спросил:
— Ты, где собираешься укладывать отца на ночь?
— Черт! Я сам ломаю голову, — ответил я. — Вообще–то, у него загородом живет брат.
— Ты что? Зачем отцу отправляться куда–то на ночь? — сказал Юрка. — Ты оставишь отца на своей кровати, а ночевать пойдем ко мне в общежитие.
Мы вернулись в комнату, и я сообщил отцу о нашем решении.
— Это далеко? — забеспокоился отец.
— Да нет, не волнуйтесь, — сказал Юрка. — Это здесь рядом, на Московском.
— Ну, тогда ладно, — успокоился отец.
Мы с Юркой попрощались. Я предупредил внизу вахтершу, что отец остается ночевать.
Была теплая августовская полночь. Город еще не спал, но уже затихал. Мы, весело болтая, пересекли мост через Обводной канал и вскоре подошли к общежитию «Холодильника». Это было старинное пятиэтажное здание, еще довоенной постройки с высокими и широкими окнами. Под козырьком подъезда лампочка в плафоне тускло освещала улицу.
Мы открыли дверь и вошли в вестибюль. Вдруг Юрка остановился.
— Черт, у нас новая вахтерша! Давай мимо нее, не торопясь. Только на нее не смотри, — прошептал он.
Я двинулся вперед, но тут же услышал за спиной:
— Молодые люди, вы это куда? Пропуск!
— Да, Вы что, меня не узнаете? — начал Юрка. — Я живу в сорок пятой комнате. А этот товарищ со мной.
— Я вас не знаю. А посторонним после двенадцати вход в общежитие вообще запрещен, — загородила дорогу вахтерша.
Юрка пытался ей что–то объяснить, но вахтерша, еще нестарая женщина, вероятно, до этого служившая в «органах», была непреклонна.